Читать онлайн книгу "Потерянное поколение"

Потерянное поколение
Мари Ло


Однажды размеренной и благополучной жизни Милочки приходит конец: безоблачный мир вокруг неё бесповоротно рушится. Вчерашней легкомысленной и безмятежной молодой женщине приходится взять ответственность за себя и окружающих, чтобы выжить. Неоднократно Милочке приходится начинать всё заново. Каждый раз её неистребимое желание достойной жизни, уверенность в себе, цепкое рациональное мышление, решительность и самоотверженность вытаскивают её на поверхность. Беззаботная и своевольная Милочка превращается в надёжного партнёра и признанного лидера.«Потерянное поколение» – это первая книга из серии «Древо жизни».





Мари Ло

Потерянное поколение





1


Осторожный стук в оконное стекло. В то же мгновение Милочка отодвинула штору и распахнула обе створки окна. Защелки на оконной раме были отодвинуты заранее, и сейчас окно распахнулось легко и бесшумно. На улице, между окном и пушистой в своём пенном цветении черемухой, стояла Эля. На её плече на широком ремне висел большой деревянный ящик. Милочка радостно улыбнулась, влезла на подоконник и легко соскочила с него на улицу.

– Привет, – сказала она. – Я уже заждалась.

– Невиданный случай. Ты проснулась, – ответила Эля. – Куда пойдём?

– Всё равно. Куда хочешь. Можем в посадку за милицией.

Девушки бодро зашагали между домами. Окно осталось открытым.

Было ровно пять часов утра. Милочка проснулась за десять минут до этого. На цыпочках прошмыгнула в ванную. Плеснула в лицо водой. Мягким полотенцем промокнула воду со щёк. Глядя в в узкое зеркало над раковиной, несколько раз провела расческой по коротким волнистым волосам. Вернувшись в свою комнату, надела пёстрый ситцевый сарафан с открытой спиной. Осторожно, без шума, открыла задвижки на окне, набросила покрывало на кровать и присела на её краешек в ожидании Эли. Предыдущим вечером девушки договорились, что на рассвете пойдут рисовать на природе.

Эля, лучшая подруга Милочки, была студенткой художественного училища. Они были неразлучны с тех пор, как Милочка перешла в новую школу. Получилось так, что Эля стала присматривать за несколько рассеянной Милочкой с момента её появления в школе.



Милочка стояла перед классом в коротком коричневом форменном платье, поверх платья – чёрный форменный фартук. Её взгляд скользил по стенам над головами сидевших за партами учеников. Глаза всех детей были направлены на неё. На их лицах были улыбки, усмешки, ухмылки. Они были вместе, тридцать человек, против одной новенькой. Милочка обвела взглядом стены класса и села на указанное ей учительницей место за второй партой в среднем ряду рядом с ярко-рыжим в веснушках мальчишкой. На перемене к ней подошла высокая худенькая девочка с круглыми чёрными глазами на широком лице. Из-за её спины с одной стороны выглядывало симпатичное румяное личико, густо обрамлённое выбившимися из косы каштановыми кудряшками, из-за другого плеча на Милочку внимательно смотрели серые глаза под соломенной челкой. Мальчишки толпились позади.

– Пошли, – высокая девочка подтолкнула Милочку к двери. – Я – Эля.

После уроков Эля проводила Милочку домой.

– Посмотрю, как ты дорогу переходишь, – сказала она.

С тех пор прошло шесть лет.



Сейчас девушки шагали по направлению к посадке, внимательно поглядывая по сторонам в поисках привлекательной натуры. Это могло быть что угодно: цветок под ногами, фрагмент стены или забора, причудливо окрашенный рассветом, ствол дерева, замысловато изогнувшийся под тяжестью лет. Заметив что-то интересное, они останавливались. Эля снимала с плеча деревянный ящик-этюдник, устанавливала его на алюминиевые выдвижные ножки, прикрученные к крышке. Внутри этюдника были чистые листы бумаги, карандаши, краски, бутылка с водой, всё, что могло понадобиться художнику.

– Не стой без дела. Возьми карандаш и делай наброски, – говорила Эля Милочке.

– Сейчас, – отвечала Милочка, переводя взгляд с неба на землю. – Смотри, вон то облако, как собака, а тень от него на крокодила похожа.

Пока Милочка забавлялась рассматриванием облаков, Эля быстро делала наброски карандашом.

Между тем солнце поднималось всё выше. Становилось жарко.

Милочка покрутилась на месте, заставив взлететь широкую юбку своего сарафана. Полюбовалась своей тенью. Посмотрела на Элю. На Эле была надета ярко-зелёная трикотажная кофточка с широкой чёрной резинкой, плотно обхватывающей тонкую талию, и такая же ярко-зелёная трикотажная юбка, высоко открывающая ноги. Эля была высокой стройной девушкой. Сочетание узких плеч, маленькой груди, узкой талии и длинных стройных ног с массивными бёдрами делало её привлекательно пикантной, несмотря на то, что она не была красивой. Черты её лица больше подошли бы девушке из Африки, чем жительнице Европы. Лицо было широкое с высокими скулами, широким носом с вывернутыми ноздрями, пышными губами. Глаза – большие, абсолютно круглые и совершенно чёрные, широкие брови скрывались под низкой густой челкой. Лицо обрамлено плотной рамкой тяжёлых чёрных волос.

В отличие от подруги, ничего примечательного не было ни в лице, ни в фигуре Милочки. Всё было на редкость пропорционально и гармонично. Среднего роста, длинные стройные ноги, по возрасту развитая грудь, средней ширины плечи. Был даже небольшой мягкий животик, который Милочка старательно втягивала внутрь к позвоночнику. Изящество её фигуре придавали маленькие ступни ног и узкие кисти рук с длинными тонкими пальцами. Черты её лица, ничем не выдающиеся по отдельности, вместе создавали очаровательную картинку. Темно-каштановые волосы обрамляли лицо мягкими волнами.

Девушки отличались не только внешне. Прямолинейная волевая максималистка Эля и мягкая спокойная Милочка отлично дополняли друг друга. Со стороны могло показаться, что лидером в их дуэте была Эля. Но, в действительности, Эля не делала ничего, предварительно не согласовав с Милочкой, которая обладала хорошей логикой и рациональным мышлением.



Милочка перестала разглядывать облака. Перевела взгляд на лист бумаги, на котором карандашом был изображён изогнутый ствол дерева.

– Хватит на сегодня. Восьмой час уже. Завтра в парк пойдём. Днём, – сказала она.

Минут через двадцать через оставленное открытым окно Милочка вернулась в свою комнату и прилегла на кровать с книжкой. В квартире была тишина. Отец, должно быть, уже ушёл на работу. Ближе к девяти началось движение, захлопали двери.

– Нинка, дай умоюсь быстро. Подожди минуту. Иди, чай поставь, – раздался звонкий мальчишечий голос из коридора.

– Сам поставь, – отозвался низкий женский голос.

Послышалось журчание воды, звяканье посуды на кухне. Потом дважды хлопнула входная дверь.

Милочка, не вставая с постели, стянула с себя сарафан, залезла под одеяло, вытянулась, закрыла глаза и, улыбаясь, заснула. Дневной свет не беспокоил её. Лучи солнца не пробивались сквозь густую листву черёмухи под окном и плотную ткань шторы на окне. Окно оставалось открытым.




2


Первой вернулась домой Нина. Щелкнул ключ в замке. Входная дверь распахнулась и снова захлопнулась.

– Милаша, ты дома? – крикнула Нина.

Не дожидаясь ответа, она проследовала на кухню. Немедленно оттуда донеслось хлопанье дверцы открываемого холодильника.

Милочка вышла из своей комнаты и прошлёпала босыми ногами по тёплому полу на кухню. Летом все ковры и подстилки в доме снимали, тщательно чистили, сворачивали в рулоны и прятали за дверьми или под кроватями до осени. Так и пыли было меньше, и убирать легче, и ходить по нагретому солнцем деревянному полу приятно.

На кухне Нина стояла между открытым холодильником и раскрытым шкафом для продуктов. Она медленно вытаскивала оттуда то одно, то другое и клала на кухонный стол, стоявший вплотную к батарее отопления под окном между газовой плитой и холодильником. На столе уже лежали помидоры, пол-кочана капусты, перец, лук, замороженная курица. Нина достала из шкафа пакет муки и так же поставила его на стол.

– Привет, Нинон, – сказала Милочка. – Что готовишь?

– Подожди, увидишь, – ответила Нина.

– Помогать нужно? – спросила Милочка.

– Да. Не крутись под ногами. Тут и без тебя не развернёшься.

– Понятно. Не буду мешать, – сказала Милочка, наполовину выдвинувшись из кухни. Далеко уйти она не успела.

– Картошку почисть, – раздалась команда.

Милочка ступила на полшага вперёд и снова оказалась на кухне. Кухня была маленькая, как в большинстве многоэтажек тех времён. Развернуться там, действительно, было сложно.

Нина придвинула к Милочке пакет с картошкой, добавила туда же морковь и лук.

– Всё чистить? – спросила Милочка.

Её голос слегка дрожал от обиды и возмущения. «Просила картошку почистить, а подсунула ведро всего. Хоть не спрашивай.»

Нина не нашла нужным отвечать на столь откровенно глупый вопрос.

Милочка поняла, что погорячилась и примирительно спросила:

– Как учёба? Закончили?

– Учеба замечательно. Закончили, – ответила Нина. – Дипломы выдадут в пятницу. С понедельника буду работать в продуктовом через дорогу.

– Класс, – сказала Милочка. – Здорово. Удачно устроилась.

– Учись, сестра, пока я жива, – усмехнулась Нина.

В глубине квартиры зазвонил телефон.

– Я сейчас, – сказала Милочка. Наскоро вытерла руки о полотенце, висящее на спинке стула, и убежала.




3


Само собой получилось, что после смерти мамы Люды Нина стала готовить на всю семью. Произошло это пять лет назад. Нине в ту пору было двенадцать. Так говорил Сергей Викторович, папа, и так было записано в свидетельстве о рождении Нины. Сама Нина всем говорила, что она ровесница Милочки, то есть на два года моложе, чем ей приписывали документы. Мама Люда считала, что в документах ошибка, и Нина года на два старше.

– Серёжа, ей явно не шесть, ей лет восемь, – как то сказала мама Люда.

– Тебе так кажется Людочка, потому что она высокая и смышлёная, – ответил Сергей Викторович. – Впрочем, не велика разница. Пусть будет, как есть.

– Пусть будет, – согласилась мама Люда.



Нина появилась в доме неожиданно для всех, включая соседей. Милочке в ту пору было три года, Виктору – пять. Правду сказать, Милочка считала, что Нина всегда была рядом. Время, когда Нины не было с ними, она не помнила.

Виктор, изображая из себя старшего брата, заявлял, что прекрасно помнит то время, когда Милочки и Нины и в помине не было, и он наслаждался полной свободой и вседозволенностью. Девочки смеялись и не принимали его заявлений всерьёз.

Нина, если и помнила что-то о первых годах своего существования, то тщательно скрывала или искренне забыла, как досадную помеху, мешающую жить спокойно.



Сергей Викторович, отец семейства, был начальником железнодорожной станции. Это была большая узловая станция, через которую в разных направлениях ежедневно проходило множество пассажирских поездов и, ещё больше, товарных составов. Его рабочий день редко оканчивался в положенные пять вечера. Обычно он возвращался домой намного позже. Однажды поздним осенним вечером мама Люда открыла дверь на звонок Сергея Викторовича. Он вошёл, за руку потянул через порог ребёнка. На ребёнке было мокрое от дождя мужское пальто и чёрные резиновые сапоги. Под одеждой оказалась маленькая девочка, худая и грязная.

– Это чья? – спросила мама Люда. – Кто это?

– Я – Нина, – неожиданно четко произнесла девочка. – А он – мой папа, – она подняла голову и посмотрела на Сергея Викторовича.

– Это моя дочь, – неуверенно повторил за Ниной Сергей Викторович.

– Откуда? – спросила мама Люда.

Она ещё не определилась, начать ли ей возмущаться сейчас или дать мужу раздеться.

– Надо бы её в горячую ванну. Она промокла вся. Как бы не заболела, – сказал Сергей Викторович.

– Откуда она взялась-то? Она кто? – в растерянности повторяла мама Люда.



Откуда взялась девочка и кто она Сергей Викторович не ответил, потому что и сам не знал. Он подобрал ее на вокзале на запасных путях, там, куда отгоняют поезда на отдых. Чёрные резиновые сапоги на её босых ногах были настолько велики, что их широкие голенища торчали выше колен и девочка сидела, положив руки на голенища своих сапог. Поверх неопределенного цвета платья была надета старая растянутая кофта. Все грязное и насквозь промокшее под моросившим весь день дождем. Темные волосы мокрыми сосульками лежали на спине.

– Боже мой, – ахнул Сергей Викторович. – Ты чья? Где родители? Тут нельзя сидеть. Опасно. Пошли-ка со мной.

Девочка молча поднялась и пошла рядом.

Навстречу им попался дорожный мастер Михалыч.

– Надо бы ребёнка куда пристроить, – сказал ему Сергей Викторович.

– Конечно надо, – согласился Михалыч. – Сейчас в милицию позвоню.

Но тут случился очередной аврал. Пока Сергей Викторович звонил по телефону, девочка тихо сидела в углу большого кожаного дивана в его кабинете. Входили и выходили люди. Вошёл Михалыч, подошёл к девочке и накинул ей на плечи старое пальто, которое нашёл в мастерской.

Через пару часов перестал звонить телефон, вбегать и выбегать люди. Проблема была решена. Сергей Викторович взглянул на девочку, потянулся к трубке телефона. Девочка молча смотрела на него.

– Ладно. С милицией завтра. Пойдём домой.

Он протянул девочке руку, в которую она вцепилась изо всех сил.



Нину вымыли в горячей воде, одели в байковую пижаму Виктора, завели в комнату, где находились Милочка и Виктор. Детям сказали, что у них появилась сестра. Милочка интереса к новой сестре не проявила. Она лишь подняла голову от альбома, в котором рисовала цветными карандашами, посмотрела на Нину и продолжила своё занятие.

Виктор оказался более радушным.

– Ты почему уже в пижаме? – спросил он. – Спать ещё рано.

Он складывал башню из кубиков. Нина села рядом с ним на ковёр.

В течение следующих нескольких дней все дети во дворе, а от них и взрослые узнали, что у Виктора и Милочки появилась сестра. Соседки останавливали Людмилу, их маму, и выпытывали о внезапном прибавлении в семействе.

– Это дочь Сергея Викторовича, – спокойно отвечала Людмила.

– Надо же, – шептались соседки. – А с виду такой порядочный человек.

Постепенно пересуды затихли. Через несколько лет Сергей Викторович получил назначение в Министерство и они переехали в большой город. На новом месте ни у кого не возникало сомнений в том, что Нина – дочь Сергея Викторовича и сестра Милочки и Виктора.




4


Сейчас Нина колдовала на кухне. Готовить она любила и умела. Обладала врожденным чутьём на продукты и их сочетания. Знала множество экзотических приправ не только по названиям, но и «в лицо». И это в то время, когда познания большинства хозяек ограничивались солью, перцем, горчицей и хреном. Также Нина любила хорошо поесть. При этом она никогда не полнела. Была высокой и худой. На жилистых ногах выделялись объёмные колени, щиколотки, длинные ступни. Руки тоже были длинными с большими жёсткими ладонями. На вытянутом очень чистом и белом лице темные глубоко посаженные глаза в обрамлении длинных острых ресниц всегда смотрели с легкой усмешкой. Длинный с горбинкой нос, четко очерченные твёрдые губы с немного приподнятым правым уголком. В целом от Нины исходила волна энергии и силы.



На плите булькало и потрескивало. В духовке шипело. Нина разложила по местам остатки продуктов. Подмела, а затем протерла влажной тряпкой пол на кухне. Она это делала ежедневно. Остальные комнаты убирал Виктор. Уборку полагалось делать в пятницу, чтобы в выходные спокойно отдыхать.

Виктор, старший сын Сергея Викторовича, считался одногодкой Нины. В школе они учились в одном классе. После школы Нина пошла в торговое училище, а Виктор поступил в машиностроительный институт. Предполагалось, что после института он будет инженером-механиком. Он любил возиться с машинами, особенно с большими грузовиками или автобусами.

Девочки в школе, а затем и в институте, всегда оказывали ему знаки внимания и соперничали за его расположение. Роста Виктор был немного выше среднего. Его тело, пропорциональное от природы, было мускулистым и гибким благодаря занятиям спортом. Очарование его лицу придавали темные широкие брови и густые пушистые ресницы. Четкая линия подбородка и губ. От отца Виктор унаследовал острый ум и отменное чувство юмора. Обеих своих сестёр он обожал. Ни одна из его многочисленных подружек, по его мнению, не шла ни в какое сравнение с Милочкой и Ниной.

Милочка и Виктор были очень похожи внешне. При взгляде на них не возникало сомнений по поводу их близкого родства. Милочка была названа в честь мамы. Так как в семье уже была одна Людочка, её мама, девочку стали называть Милочкой.

А вот Виктор выбрал себе имя сам. Впервые он услышал своё полное имя в поликлинике, когда мама диктовала его медсестре. На вопрос доктора: «Как тебя зовут, мальчик?», он четко ответил: «Виктор Сергеевич». С тех пор маленького Витю так и звали. К тому же, он с раннего детства отличался независимым нравом и повышенной ответственностью.




5


Ароматы, доносившиеся из кухни, заставили Милочку выйти из её комнаты. В квартире никого не было. Нина, закончив готовить, ушла. На ещё горячей плите стояла кастрюля с овощным рагу. Рядом на чугунной сковороде в дымящемся благоухающем соусе плавали кусочки курицы. В духовке красовался золотистого цвета бисквит. Милочка зачерпнула ложкой рагу из кастрюли, положила на тарелку, обильно полила соусом, туда же отправилась куриная грудка. Покончив с курицей и овощами, Милочка отрезала кусок бисквита и сжевала его, запивая холодным молоком из пакета.

– Спасибо, Нинон, – сказала она глядя в окно. – Кстати, где она сама? Пойду поищу.



Поиски Нины следовало начинать с ее подруги Валентины. Валентина – их соседка. Но жила она не в квартире напротив, а в своём собственном доме с садом и огородом. Чтобы попасть к Валентине, нужно было выйти из подъезда и пересечь заасфальтированную дорожку между домами.

Дом Валентины был намного старше дома, в котором жила Милочка. Он стоял на коротенькой улочке, на обеих сторонах которой сохранилось ещё пять подобных ему строений. Эта улочка выглядела странновато в окружении пяти- и девятиэтажных домов. Милочка хорошо помнила, что когда они переехали, их большой дом был один среди маленьких домиков, окружённых садами и заборами. Год за годом домики и деревья исчезали, вместо них появлялись высотные дома. И только шесть маленьких одноэтажных домиков оставались на своих местах в окружении старых деревьев и низких, местами покосившихся, заборов. То ли о существовании старой улочки забыли, то ли решили, что она больше не существует.

Низкий заборчик вокруг Валиного дома был усилен высокой живой изгородью из густых кустарников и колючих низкорослых акаций. По внутреннему периметру забора густо росли фруктовые деревья. Они уже давно достигли своей максимальной высоты и густоты. Во дворе с трёх сторон под окнами дома с ранней весны до поздней осени сменяли друг друга разномастные цветы. С задней стороны дома были труднопроходимые заросли малины. Между боковой стеной дома и забором расположилась лужайка, на которой стоял длинный деревянный прямоугольный стол, врытый в землю, две деревянных скамьи вдоль длинных сторон стола, кресло-качалка с продавленным сиденьем, два деревянных стула. Со стороны, противоположной лужайке, находился огород. На огороде обычно росли укроп и петрушка, иногда лук и морковь.




6


С Валей Нина познакомилась на следующий день после их переезда на новую квартиру. Раньше они жили в маленьком городке, в котором была большая железнодорожная станция. Жизнь всего городка вертелась вокруг этой станции: здесь работало большинство населения города; жилые дома были сосредоточены вокруг железнодорожного полотна; городская площадь по совместительству была привокзальной площадью; здание городской администрации находилось с одной стороны площади, городской рынок – с другой. Сергей Викторович, будучи начальником станции, был известным и уважаемым человеком в городе. Жил он вместе с семьёй в двухэтажном четырехквартирном кирпичном доме постройки начала двадцатого века. Таких домов была целая улица. Одним концом эта улица упиралась в привокзальную площадь, другим – в городской парк.

Мама Люда работала врачом приёмного отделения в городской больнице. Однажды вечером, возвращаясь с работы, она упала на улице. Домой её тело привезли через два дня перед тем, как проводить на кладбище. Оказалось, что у неё была аневризма сосудов головного мозга, разрыв которой и явился причиной мгновенной смерти. Когда Милочка выросла, она иногда задумывалась, что было причиной, а что следствием: упала ли мама Люда оттого, что разорвалась аневризма, или аневризма разорвалась оттого, что она упала. Этот вопрос так и остался без ответа.

После смерти мамы для десятилетней Милочки мало что изменилось: они жили всё в том же доме, с теми же соседями, ходили в ту же школу, папа всё так же пропадал на работе. Без обсуждений и указаний со стороны папы Нина стала готовить на всю семью, а Виктор следить за порядком в доме. Милочка на эти нововведения внимания не обратила.

На следующий год Виктора Сергеевича перевели в Министерство. Каждый день он тратил три часа на поездку на работу и обратно. Зимой и летом, в дождь и в снег ровно в шесть утра он садился в автобус и ехал за 120 километров от дома. Ровно в пять вечера он оканчивал работу, потому что автобус уже ждал, чтобы вернуть его и других сотрудников вновь созданного Министерства домой. На выходные он оставался дома. В бытность его начальником станции подобного не случалось. Детям такое положение вещей нравилось: они точно знали, когда отец будет дома.

Ранней весной, в первый день школьных каникул, было объявлено о переезде и дана команда собираться. Известие о переезде в большой город их обрадовало, тем не менее сборами они себя не утруждали. Утром в субботу к дому подъехал грузовик, в который мужчины загрузили мебель вместе со всем, что находилось внутри неё . Детей посадили в приехавшую за ними машину. Вечером того же дня все вещи были расставлены в новой квартире. Каждый член семьи получил по отдельной комнате, что было невиданной по тем временам роскошью.




7


Милочка вернулась из школы раньше, чем обычно. Нажала на кнопку звонка у входной двери, затем пнула дверь ногой. У соседки в квартире залаяла собака. Прекрасно понимая тщетность своих действий, пнула дверь ногой ещё раз. Дома никого. А она забыла ключи. Виктор вернётся поздно: у него тренировка. Надо поискать Нину. «Хоть бы она далеко не ушла. Загляну-ка сначала к Валентине», – подумала Милочка.

Она вышла из подъезда, перешла заасфальтированную дорожку перед домом и оказалась у калитки. Калитка была не заперта. Милочка вошла во двор напевая:

– Валя, Валентина, где она теперь?

Белая палата, крашеная дверь.

Валю и Нину она увидела сразу. Они сидели за деревянным столом на лужайке у дома. Милочка направилась к ним, стараясь припомнить следующую строчку стихотворения, но в голову ничего больше не приходило.

– Что ты там бормочешь? – спросила Валя.

– Стих задали учить на завтра.

– Садись и учи. Только молча. Не мешай, – сказала Нина.

На столе между девушками были разложены игральные карты, и Нина сосредоточено их рассматривала.

Милочка взяла деревянный стул, стоящий тут же, придвинула его к столу. Садиться не стала. Обошла стол. Из-за спины Нины посмотрела на карты и только после этого уселась рядом с ней на скамейку. Кроме карт на столе лежала открытая пачка сигарет, коробок спичек, стояла фарфоровая пепельница в виде собачки с корзинкой. В корзинке у собачки лежало несколько окурков.

– Известие от червового короля в казённом доме. Любовь трефовой дамы. Благородный король со своим интересом. На сердце – пустые хлопоты. Успокоишься ранней дорожкой, – медленно произнесла Нина.

Милочка и Валя переглянулись. Затем уставились на Нину. Нина поочерёдно посмотрела на обеих затем перевела на понятный язык:

– От Лёшки из 10-Б известие. Физрук с баскетболом продолжит доставать, будет выталкивать нас в воскресенье на соревнования. Не отвертимся, Валюша. Надо идти. Гандболисты из 28 школы тоже будут, пообщаемся.

– Ладно, пойдём, поиграем, – согласилась Валя. – А в чем идти?

– В трусах и в майке, Валюша, – ответила Нина.

– Я серьёзно. В кафе с мальчишками пойдём после игры? – Валентина даже лоб наморщила, размышляя, что надеть.

– Вас уже в кафе пригласили? – удивилась Милочка.

– Нас уже везде пригласили, – усмехнулась Нина.

– У них выбора нет. Кого же ещё приглашать, как не нас, – добавила Валя.

Милочка только взгляд переводила с одной на другую. По её мнению на соревнованиях в субботу будут девушки намного симпатичнее сестры и её подруги. Милочка считала их обеих абсолютно непривлекательными внешне девицами. Обе тощие, долговязые, лица грубые. Но похоже, она одна так думала. Парни табунами ходили за подружками и девушки меняли ухажеров если не каждую неделю, то каждый месяц точно. Нине и Вале было по четырнадцать лет, а они встречались с шестнадцатилетними парнями. Милочка им завидовала. Она никогда ещё не встречалась с мальчиками. Конечно, ей всего двенадцать. Но и в её классе были две-три девчонки, которые хвастались своими парнями.

– Научили бы младшую сестру мальчишек завлекать, – попросила Милочка.

– Стих учи, младшая сестра. Не позорься на уроке, – скомандовала Нина.

– Он длинный. Сама учи, – огрызнулась Милочка.

– Я уже выучила, – усмехнулась Нина.

И легко, с выражением, продекламировала длинное стихотворение от начала до конца.

Милочка быстро достала учебник по литературе, открыла его на нужной странице. Сначала она следила за текстом, пытаясь поймать Нину на неточности, потом, забыв об учебнике, слушала, не отрывая глаз от лица Нины.

По мере того как Нина декламировала, с ней происходили удивительные перемены. Она уже не казалась Милочке худущей язвительной дылдой. Длинная стройная шея поддерживала приподнятый точеный подбородок, глаза сверкали из-под тяжёлых полуопущенная век, длинный нос с горбинкой непостижимым образом выпрямился.

– Нефертити, – подумала Милочка, вспомнив картинку из учебника истории. – Она сейчас похожа на Нефертити.

Валентина смотрела на подругу с обожанием.

– Видала, – гордо сказала она Милочке. – Королева. Стоит ей слово сказать, и все парни наши.

– Вот стану знаменитой актрисой, тогда увидите, где будут ваши парни. Ключ давай, королева. Пойду учиться.

Милочка не сказала, что сегодня они с Элей уже пытались выучить стихотворение на уроке музыки и пения, в то время как весь класс вразнобой пел патриотическую песенку под аккомпанемент пианино. Открыв учебник литературы, они, увлёкшись, продолжали распевать строчки из стихотворения, когда музыка и пение одноклассников прекратились. Учительница музыки их энтузиазма не оценила и отправила в кабинет директора. Спорить с ней девочки не стали, вышли из класса и отправились в сквер с бесплатными качелями напротив школы.




8


– И как это у неё получается, – думала Милочка. – Из ничего такое нагородит, что рот разинешь.

Она стояла перед зеркалом. Папина шляпа на голове сдвинута на бок. Даже в школьном форменном платье она была очень хорошенькой. Милочка улыбнулась своему отражению. Приподняла шляпу. Прошлась по комнате в импровизированном танце, поглядывая на себя в зеркало. Вышло довольно неуклюже. Она тут же вспомнила о полном отсутствии слуха, из-за которого её отчислили из музыкальной школы.

– Ну и что, – упрямо сказала Милочка. – Я в оперетту не собираюсь. Буду играть в театре и в кино. В столице. Непременно в столице.

Переодевшись в домашнее платье и усевшись за свой письменный стол, Милочка представила себя в театральной гримерке. На полу в вёдрах охапки роз, на туалетном столике хрустальные флаконы с духами. Дверь постоянно открывается, заходят поклонники с букетами.

– Это великолепно, – произносят они. – Гениально. Красавица. Королева. Богиня.

Вбегает костюмерша. Поправляет ей прическу. Припудривает лицо.

– Людмила Сергеевна! Ваш выход!

Милочка мечтала до прихода папы, Нины и Виктора.

– Милаша, ужинать, – позвали из-за двери.

Стихотворение она не выучила ни в тот день, ни в последующий. Через две недели учительница литературы сдалась и нарисовала жирную тройку напротив Милочкиной фамилии в классном журнале, в графе, где были выставлены оценки за художественное чтение.




9


Мысль стать актрисой прочно обосновалась в голове у Милочки. Не то чтобы ей очень хотелось зубрить тексты и бесконечно репетировать. Ей очень хотелось стать знаменитой. Известность – это, несомненно, одно из средств получить свою долю бессмертия. Но так ли универсально это средство? Множество некогда известных людей было забыто уже при жизни.

– Все дело в том, что привело к известности, – думала Милочка, – но надо же с чего-то начинать. Поеду в столицу.

И она поехала. Одна. В неполных семнадцать лет. Подала заявление в институт кино. Устроилась в общежитие.

Провалилась Милочка на первом прослушивании. Она немного удивилась, когда поняла, что злость и досада от неудачи испарились минут через пятнадцать. Она была свободна! Никакой зубрёжки, никаких волнений. Из общежития никто не гнал . В то время, как наиболее удачливые продолжали бои за поступление, Милочка наслаждалась столичной жизнью: выставки, музеи, театры, парки, магазины, кафе. В её сумочке лежали схема метро и книжка-путеводитель.

Однажды, проходя мимо аптеки, расположившийся на первом этаже соседнего дома, она увидела на её двери объявление, написанное красным фломастером от руки. Аптеке на временную работу срочно требовалась уборщица. В тот же вечер Милочка уже мыла полы. А ещё через три дня у неё появился первый поклонник. Молодой человек в очках, коротко стриженный, интеллигентного вида. Он носил светлую с короткими рукавами рубашку и обычные темные брюки, что было очень немодно в то время. Молодой человек появлялся в одно и то же время и, не заходя во внутрь, смотрел на Милочку всё то время, что она находилась в аптеке. Он не делал попыток с ней познакомиться. Только улыбался и кивал головой в знак приветствия, когда она, закончив уборку, выходила на улицу. Однажды он заговорил.

– Вы не боитесь руки испортить? – спросил он.

– Не очень, – ответила Милочка, выставив вперёд свои изящные ладони с длинными тонкими пальцами. Знакомиться с молодым человеком она не торопилась. Ей было некогда. Надо было успеть посмотреть столько всего.

Через два месяца в аптеку вернулась прежняя уборщица. В общежитии попросили освободить места для студентов. Лето закончилось. С каждым днём становилось всё холоднее. Денег на покупку тёплой одежды и на новое жильё не было. Милочка вернулась домой. К её полному удивлению, никто не упрекал её неудачным поступлением. Наоборот, они ею даже гордились.

– Молодец, сестра, одна в столице выжила. Не ожидала, думала на третий день назад вернёшься, – подмигнула Нина.

– Прекрасно выглядишь. Хотя пару килограммов не мешало бы сбросить, – рассмеялся Виктор.

– Отведу тебя в понедельник на работу, – сказал Сергей Викторович.

В те времена не работать было нельзя. Тунеядцев, тех, кто не хотел работать, привлекали к уголовной ответственности.

– Что за страна такая? Никакой свободы. Сплошная дискриминация. Уехать бы отсюда, – с раздражением думала Милочка по утрам, собираясь на работу. Виктор Сергеевич устроил её на должность секретарши в один из отделов Министерства.




10


Слова «устроить» и «достать» были наиболее употребляемыми. Устраивали на работу и на учебу. Доставали продукты, одежду, мебель, путевки в загородный дом отдыха и в заграничное турне. Особой популярностью пользовались книги. Их доставали по одной и собраниями сочинений. Причём, не только доставали, но ещё и читали. До появления мобильных телефонов и интернета была целая вечность, и чтение было самым доступным видом развлечения.

Деньги значили меньше, чем знакомства. Уважающий себя человек обязан был иметь «нужных людей» в гастрономе напротив дома, в центральном универмаге, в обувном отделе, в ювелирном, в кассах железнодорожного вокзала и аэропорта, в магазине мебели и, конечно, в книжном. «Нужные люди» осуществляли распределение дефицита. Там, где дефицита не было, «нужные люди» развлекали себя «откладыванием», «придерживанием», «оставлением» пользующихся спросом товаров и услуг другим «нужным людям» и их клиентам. Так как в дефиците было, практически, всё, то работы у «нужных людей» было более, чем достаточно. «Нужным» мог стать кто угодно, от министра до уборщицы. С ролью «нужных людей» особенно успешно справлялись грузчики и продавцы в магазинах.

Нина стала «нужным» человеком сразу после окончания торгового училища. Её популярность в городе росла день ото дня. Называли её не иначе как Нина Сергеевна или Ниночка. В свободное от работы время Нина занималась всевозможными гаданиями и предсказаниями. Она гадала на картах, по руке, на кофейной гуще, по звёздам, разъясняла сны и приметы.

Во времена молодости Нины гадания и предсказания были не то, чтобы запрещены, но активно не приветствовались, считались пережитком старины глубокой и демонстрацией мракобесия. Литературу по этим темам надо было «доставать» так же, как другой дефицит. Для Нины это не составляло труда. У неё водились редкие книги по хиромантии, астрологии, карточным гаданиям. Почти все они были написаны много лет назад языком и алфавитом отличным от современного. Нину это не останавливало. Она часами читала, составляла гороскопы, разбирала линии на ладонях. Слухи о её даровании ширились, как круги на воде, и вскоре вышли за пределы города. К ней стали записываться на приём. Валентина выделила подруге комнату в своём доме для приема клиентов.

Наряду с книгами по эзотерике, Нина приносила в дом запрещённые в те времена книги, за хранение и чтение которых можно было получить наказание в виде тюремного заключения. Эти книги часто вручную перепечатывались на пишущей машинке . Их обычно читали Сергей Викторович и Милочка.




11


Виктору читать было некогда. Спорт занимал все его время. Каждый день, кроме воскресенья, он вставал в шесть утра, чтобы к семи успеть на первую тренировку, в три часа дня начиналась вторая тренировка. Предполагалось, что с одиннадцати до трёх он усиленно занимался в институте. Время после второй тренировки он проводил с друзьями. Проблема в его жизни появилась на втором семестре первого курса. Звали проблему Татьяна Стрельцова. Красивая, бойкая отличница и активистка она мелькала на всех институтских мероприятиях; что-то организовывала, согласовывала, контролировала. Виктора она приметила на первой неделе учёбы. Он был приветлив, флиртовал со всеми девушками, попадавшими в его поле зрения, никого особо не выделяя. Виктор и другие парни из сборной по пятиборью приходили в институт ближе к концу занятий. Половину этого времени они проводили в столовой, где им полагалось усиленное питание в счёт будущих заслуг. Полдюжины девушек обычно следовали за ними, пытаясь узаконить свои места рядом с тем или другим парнем.

Татьяна давно решила, что место Виктора рядом с ней. Оставалось только сообщить ему об этом. В конце января Виктор в числе других однокурсников получил приглашение отпраздновать Татьянин день в кафе института. Поинтересовавшись, что такое Татьянин день, он выяснил, что это стародавний студенческий праздник, что-то вроде дня студентов при переводе на современный язык. Лет триста назад в этот день студентам разрешалось пить, гулять и веселиться до изнеможения. Сейчас размах, конечно, был не тот, но пить и веселиться не запрещалось.

Прибыв в назначенное время по указанному адресу, Виктор был несколько смущён, увидев, что остальные приглашённые пришли с подарками. Собрание было посвящено не столько дню студентов, сколько дню рождения самой Татьяны Стрельцовой. Виктор, не задумываясь, быстро оборвал куст герани, своевременно распустившийся в кадке, стоявшей в вестибюле кафе. Запах цветы источали тошнотворный. Выглядели несколько лучше, чем пахли. Поздравляя, Виктор взмахнул букетом подальше от носа именинницы, положил его на стол, двумя руками взял правую руку Татьяны, поднёс к своим губам и задержал в нарочито длинном поцелуе под одобрительные аплодисменты собравшихся. После вечеринки Виктор проводил Татьяну домой. Ещё через неделю никто не сомневался в том, что они встречаются.

С началом отношений с Татьяной размеренной жизни Виктора пришёл конец. Выделяемых отцом денег на двоих не хватало, и он устроился охранником в котельную в ночную смену. Работал каждую третью ночь. Дома сказал, что он уже слишком взрослый, чтобы просить деньги у отца и присматривать за малолетними сёстрами, и что он планирует жить отдельно, как только найдёт подходящую квартиру.

Сергей Викторович особо не возражал. Сёстры посмеялись и, на всякий случай, предупредили, что малолетних племянников нянчить не будут.

Летом Виктор и Татьяна поехали к морю в роскошный курортный город, известный своими гостиницами, ресторанами, концертными залами. Вернувшись, Виктор, действительно, снял квартиру, куда переселился вместе с Татьяной. Начался новый учебный год, а с ним пришли и новые проблемы. Двух стипендий и зарплаты охранника не хватало на еду и оплату квартиры, и Виктор договорился о дополнительной работе в той же котельной. Теперь он работал ночь через ночь. Посещать тренировки, практически, не удавалось. Не дотянув до конца семестра, Виктор ушёл из института и стал работать ежедневно. Через пару месяцев его забрали в армию. А ещё через две недели родные получили сообщение о том, что Виктора направили служить в «горячую точку». В роли «горячей точки» выступал в ту пору Афганистан, на территории которого развернулся поединок за мировое господство между империями на это господство претендующими.




12


У Сергея Викторовича давно было плохо с сердцем. Сказывались годы напряженной работы. В этом году ему было особенно плохо. Около месяца он провёл в больнице, а когда вышел, сказал Милочке, что будет лучше для всех, если она пойдёт учиться в медицинский институт. Во-первых, ехать никуда не надо, во-вторых, врач дома никогда не помешает.



Милочка и Эля сидели за столиком в кафе «Снежинка». Перед каждой из них на столе стояла креманка с мороженым обильно политым шоколадной глазурью, фруктовым сиропом, щедро посыпанным дроблеными орехами. Обычно во время прогулок по городу, которые они совершали с периодичностью два-три раза в неделю, девушки посещали кафетерий «Золотой ключик», где можно было стоя выпить молочный коктейль, закусив его пирожным. Прогулки затягивались на несколько часов, поэтому возникала необходимость перекусить и восстановить силы по пути домой.

Кафе «Снежинка» предназначалось для более торжественных случаев. Оно находилось в самом центре города на первом этаже четырехэтажного дома постройки пятидесятых годов прошлого столетия. Во время их прогулок «Снежинка» служила своеобразным ориентиром, как горная вершина, указывающая, что цель похода достигнута, пик пройден и можно возвращаться домой. Внутри кафе всегда было немного сумеречно. Возможно потому, что ширина помещения была гораздо меньше его высоты, а по длине оно занимало полностью первый этаж дома. Столики всегда были накрыты белыми крахмальными скатертями и располагались в два ряда. У стены стояли столы побольше, на шесть-восемь человек каждый, отделялись они друг от друга неглубокими выступающими из стены кирпичными перегородками. Столики у окна были поменьше. За каждым из них располагалось два, иногда три человека. Окна в помещении были огромные, от пола до потолка. Они занимали почти всё пространство стены за исключением небольших промежутков, отделяющих окна друг от друга, на которых размещались старые фотографии в деревянных рамках с видами города.

За одним из этих столиков, поглядывая в окно на сквер напротив, Милочка и Эля продолжали давно начатый разговор. Девушки уже обсудили выпускные экзамены у Эли в училище и её планы о поступлении в художественный институт. Перспектива Элиного переезда в другой город немного тревожила обеих. Со времени их знакомства восемь лет назад они были вместе большую часть времени, ни разу не поссорились. Когда Эля поступила в художественное училище, Милочка стала там частым гостем и неизменной участницей всех выставок и вечеринок.

– Вот закончишь ты институт, что дальше? – спрашивала Милочка.

– Я пока ещё не поступила, – отвечала Эля.

– Поступишь, – ничуть не сомневалась Милочка.

– Окончу институт, вернусь домой и буду преподавать в своём училище.

– Понятно. Должен же кто-то балбесов учить. Но ведь это тоска, согласись. Или вот я: закончу мединститут и зашлют меня на три года в деревню Гадюкино долг перед родиной выполнять. Скука смертная.

– Как Виктор? Воюет? – вспомнила Эля. – Не вовремя он институт бросил. За что воюем не пойму.

– Не знаю, – сказала Милочка, – я газет не читаю. Папа толком тоже не объясняет.

Она переменила тему:

– Эля, тебе никогда не хотелось быть знаменитой?

– Мне и сейчас хочется, тогда у меня будет нескончаемая очередь заказов на оформление всяких разных объектов.

Надо сказать, что по Элиным ученическим проектам были оформлены выставка цветов и два кафе в городе. Хорошее начало для молодого мастера.

– Я серьёзно, – не унималась Милочка. – Вот закажут тебе выставку оформить. Может, погрызёшься с кем-либо из своих за этот заказ. А толку-то. Напишут твоё имя маленькими буквочками в дальнем углу, никто и не заметит. Вот Рубенс или Пикассо, даже Ван Гог – другое дело. Хочется известности в мировом масштабе.

– Если хочется известности в мировом масштабе, можешь снова в актрисы податься, – поддела подругу Эля.

– Нет. Ерунда это, – спокойно ответила Милочка, – никому эти актрисы не нужны и никто их не помнит. Надо придумать что-нибудь помасштабнее. Революцию, например, возглавить.

Про революцию Эле понравилось. Она была прирожденным лидером, её слушали и за ней следовали. Стали вспоминать революционеров. Вспомнили Робеспьера, Марата и Ленина. Поразмыслив, решили добавить к списку революционеров Христа. Помня недавнюю славу хиппи с их сексуальной революцией, бороться решили за братство, равенство и мир во всём мире.

– Равенство и братство и вдобавок бессмертие человечеству Иисус пообещал. И как его отблагодарили, – разглагольствовала Эля. – Надо что-то масштабное, но менее взрывоопасное. Типа, избавление от всех болезней навсегда.

– И вечную молодость в придачу для полного счастья, – добавила Милочка.

Такая программа понравилась обеим, решив на досуге подумать над её осуществлением, девушки перешли к обсуждению друзей, знакомых и их проблем. Этого вполне хватило на дорогу домой.




13


Милочка долго не осознавала насколько красив был город, в котором она жила. Воспринимала его как временное пристанище, обузу, от которой надо поскорей избавиться. Вот Эля всегда любила его. Город на самом деле был уникальный. Центр одного из крупнейших промышленных районов, был основан около трёхсот лет назад. В нём начисто отсутствовали бесконечные пригороды с перекошенными временем постройками двухсотлетней давности. Не смотря на обилие промышленных предприятий, город выглядел опрятно и уютно. Не последнюю роль в создании уюта играли многочисленные парки, в которых во множестве росли фруктовые деревья. Фруктовые деревья также росли вдоль улиц, во дворах домов. Весенними днями город погружался в бело-розовую пену цветения. Первыми обильно цвели абрикосы, на них цветочные бутоны раскрывались раньше, чем почки с листьями. Затем, одновременно с листьями, появлялись цветы на вишнёвых деревьях. По пышности цветения вишни немногим уступали абрикосам. Через пару недель, когда весна уже была в разгаре, на покрытых молодой пронзительно яркой зеленью яблонях и грушах распускались крупные светло-розовые цветы. Когда весна уступала место жаркому лету, вспыхивали роскошные пышные соцветия-свечи среди причудливо вырезанных листьев каштанов. Каштаны росли вдоль центральных улиц города. Поспевали плоды в таком же порядке, начиная с абрикосов и заканчивая каштанами. Спелые абрикосы падали с деревьев, дворники не успевали их убирать, тротуары были усыпаны рыже-розовыми плодами к неудовольствию прохожих, боящихся поскользнуться на них и упасть.

Мальчишки по утрам собирали абрикосы с ближайших деревьев и дёшево продавали их у магазинов. Хозяйки выбирали плоды покрупнее и послаще и варили варенья и джемы. Пресытившись абрикосами, жители города почти не обращали внимания на поспевающие яблоки и груши. А такую мелочь как вишни, они и вовсе не видели. Вишни оставались на ветках деревьев, когда с них осыпались листья. Наступали холода, уцелевшие на ветках, не склёванные птицами, высушенные солнцем и морозом, снятые с заснеженных веток, покрытые влажной испариной от внезапного тепла ладоней, сморщенные чёрные вишни превращались в изысканное лакомство. Милочка и Эля срывали их с деревьев в парке во время лыжных прогулок.

Ближе к осени с первыми жёлтыми листьями с деревьев опадали каштаны. От удара о землю их колючая мясистая оболочка раскалывалась, освобождая гладкое, блестящее, золотисто-коричневое ядро. С каштанами играли дети и собаки. Редко кто мог удержаться, чтобы не положить в карман или пару глянцевых тёплых каштановых ядер.

Любой мало-мальски уважающий себя путеводитель в списке достопримечательностей сообщал, что в городе миллион роз и тысяча фонтанов. И розы, и фонтаны были повсюду: в парках, скверах, вокруг общественных зданий и жилых домов, вдоль улиц.

Посреди этого цветущего, благоухающего и искрящегося великолепия на месте спонтанно образовавшегося посреди новостройки пустыря, кто-то, пресытившись цветом и светом, посадил сосны. Нельзя сказать, чтобы это была изначально плохая идея, но со временем, когда сосны выросли, парк стал выглядеть мрачновато и страшновато. Сосны стояли ровными рядами слишком близко друг от друга. Кроны деревьев смыкались вверху, нижнюю часть посадки представляли их шершавые красноватые стволы. Из-за рассеянного ветвями света между стволами всегда висела сизая прозрачная дымка.




14


Сосновый парк находился в сотне метров от больницы, где работала Милочка. Проходя через него по утрам, Милочка ускоряла шаг. Можно было бы обойти стороной, но тогда она опаздывала бы ещё больше. С работы она возвращалась другой дорогой.

Работа Милочке нравилась. Она с усмешкой вспоминала, как поначалу мучилась и не хотела учиться. Первые три года обучения она была в полушаге от того, чтобы забрать документы и бросить институт. И только уговоры друзей-однокурсников убеждали ее продолжать учёбу. На четвёртом курсе, когда начались клинические дисциплины, она неожиданно для всех вырвалась в число первых на курсе. Стоило ей на мгновенье прикоснуться к обнаженной части тела – руке, колену, лбу – и диагноз пациента переставал быть загадкой. К тому же, у неё оказались хорошие руки, ей удавались всё манипуляции и операции. Осознав эту свою особенность, Милочка сначала удивленно приподняла брови, а затем рассмеялась:

– Обалдеть, как круто. Да у меня дар похлеще, чем у тебя, Нинон. Людей лечить – не на картах гадать.

Нина не соглашалась, утверждая, что предсказывая будущее, она тем самым лечит души, а душа, как известно важнее тела.

– В здоровом теле, здоровый дух, – не сдавалась Милочка.



Больница находилась в пятнадцати минутах ходьбы от дома, если идти короткой дорогой через сосновый парк. Дорога между соснами занимала минут пять. Милочка проходила этот отрезок пути на предельной скорости. Представляла, что перед ней вдруг из ниоткуда материализуется грабитель, насильник, убийца, монстр и мало ли кто ещё . И однажды он появился. Не перед ней, а сзади. Милочка вдруг почувствовала кого-то у себя за спиной. Шла она по тропинке густо покрытой опавшей хвоей, которая поглощала звуки, поэтому шагов своего преследователя не слышала вплоть до момента, когда он приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. Она осторожно повернула голову, но никого не увидела. Тогда она остановилась и обернулась. Так и есть. Мужчина. Молодой, высокий. В руке дорожная сумка. «В сумке пилы, ножи, верёвки, прочие нужные маньяку вещи», – подумала Милочка, а вслух сказала:

– Проходите вперёд, пожалуйста. Вижу, вы спешите.

Мужчина, обогнув Милочку, пошёл вперёд. Она немного задержалась на месте и продолжила путь. То ли мужчина шёл слишком медленно, то ли она слишком быстро, но через пару секунд Милочка уже дышала ему в спину. Теперь обернулся он:

– Я вижу, вы спешите. Идите вперёд.

Милочке очень не хотелось оставлять мужчину позади себя. Но что делать? Развернуться и бежать в сторону? Вмиг догонит. Вон он какой здоровенный.

Увидев её колебания, мужчина усмехнулся:

– Вы в больницу идёте? Давайте проведу.

Они пошли рядом, стараясь не задевать друг друга на ходу. Пространство между соснами было узкое, и время от времени их руки сталкивались. Милочка украдкой бросала взгляды в сторону и вверх, пытаясь разглядеть своего спутника. Очень высокий. Её макушка не доставала до его плеча. Стройный. Ноги длинные, ровные. Ноги она разглядела лучше всего, они были, практически, на уровне её глаз. Выгоревшие под солнцем русые прямые волосы. То что волосы выгорели под солнцем, Милочка определила безошибочно: точно такой же цвет приобретали волосы Виктора каждое лето, превращаясь из тёмно-каштановых в соломенно-русые. Тёмные прямые брови, тёмные глаза на фоне светлых волос казались почти чёрными. В целом, лицо вполне цивилизованного человека, если бы не чёрная щетина, густо покрывавшая щеки и подбородок и темная полоска усов над верхней губой.

– Я в больницу иду. У меня там бабушка лежит, – пояснил он.

Милочка покосилась на его объёмную сумку. Он заметил её взгляд, рассмеялся:

– Это ей несу: печенье, суп, яблоки. Идите вперёд, если хотите. Я подожду, пока вы отойдёте, кусать не буду.

Милочка вскинула голову и посмотрела на него в упор. «Симпатичный, – подумала она. – Наверняка маскируется. У маньяков и аферистов это принято – симпатичные легче втираются в доверие».

Убегать ей было стыдно. Не хотелось показывать свой страх и не хотелось обижать незнакомца, вдруг он окажется нормальным. Они продолжали идти рядом.

– Я в больнице работаю, – сообщила Милочка, – врачом.

– Я подумал медсестрой. Для врача вы слишком молодая и красивая.

– А вы многих врачей знаете, – рассердилась Милочка.

– Знал нескольких в детстве, но тогда мне все старыми казались. Сейчас я не болею. Меня Вадим зовут. Если хотите – Вадик.

– Понятно. А меня – Мила.

Они дошли до главного входа.

– Можно я вас после работы здесь встречу, – неожиданно спросил Вадим.

– Можно. Завтра, – ответила Милочка.

Почему завтра он уточнять не стал. Вот и хорошо. Потому что Милочка и сама не знала, почему завтра. Она пошла в своё отделение, он в кардиологию к бабушке.




15


Милочка работала в отделение анестезиологии и реанимации. Она пришла сюда сразу после окончания института.

Первые три года учебы она не только не задумывалась каким именно врачом хочет стать, но даже толком не знала, чем отличается терапевт от гинеколога. Затем решила стать психиатром. Врачи этой специальности представлялись ей избранными, казалось, они посвящены в такие глубины человеческого сознания, о которых простые смертные даже не догадываются. Побывав на занятиях в психиатрической клинике, она обнаружила, что врачи там немногим отличаются от пациентов; и чем опытней и именитей врач, тем ближе к пациентам по уровню сознания и поведения он находится. Она и раньше догадывалась, что от гениальности до безумия расстояние небольшое, но не до такой же степени. В стенах клиники всего один шаг отделял их друг от друга, понятия нормальности и патологии переплетались и перетекали из одного в другое. Теории, на которых строились диагнозы и методы лечения в психиатрии, были очень далеки от совершенства, а, порой, и от логики. Объективно проверить результаты лечения было невозможно. Для рационального ума Милочки это было слишком сильным потрясением.

Немного понаблюдав и поразмыслив, она решила стать хирургом. В хирургии всё было с точностью наоборот. Понятные болезни, обоснованное лечение, очевидные результаты. Казалось бы, то что надо. К концу института она успешно проводила самостоятельно небольшие и средние операции и много ассистировала. Но в хирургии ей вскоре стало скучно. Здесь не было тайны, искусства; было чистое ремесло.

И тут её осенило – реаниматология, наука об оживлении, только недавно официально признанная самостоятельной специальностью, бурно развивающаяся, полная тайн и загадок, балансирующая на грани жизни и смерти, объединившая в себе все теоретические и клинические дисциплины, требующая обширных знаний, умелых рук, пронзительной интуиции. Реаниматологию – не ремесло, но искусство – выбрала Милочка своей профессией.



За время учебы и практики Милочка побывала во многих отделениях реанимации. Все они походили друг на друга чистотой, тишиной, обособленностью. Единственное что отличало Милочкино отделение от множества ему подобных – ординаторская, помещение, где врачи могут писать, читать, есть, смотреть телевизор или спать. Это была неожиданно большая комната. Стена, выходящая в коридор, была составлена из огромных листов толстого зеленоватого цвета стекла, на этой стене располагалась обычная фанерная дверь. На противоположной стене находилось большое окно из обычного прозрачного стекла, смотрящее во двор больницы. Там, где заканчивалось окно, начиналась «комната в комнате», похожее на кладовую тесное и тёмное помещение. Параллельно друг другу вдоль стен в этой комнате стояли две низкие деревянные кровати. «Кладовая» служила раздевалкой и местом для отдыха для врачей, находившимся на дежурстве. На одной из её стен висело большое, в полный рост, зеркало, от которого было мало толка, так как в «кладовой» не было ни ламп, ни окон: переодевались в полутьме.

В центре самой ординаторской стояли четыре массивных деревянных письменных стола. Столы соприкасались друг с другом своими боковыми поверхностями, образуя ромб посередине. Внутри этого ромба помещалась большая кадка, в которой росло дерево лимона. Несмотря на то, а может, благодаря тому, что в кадку с лимоном доктора в огромных количествах стряхивали пепел с сигарет и сливали остатки чая, дерево чувствовало себя прекрасно, достигнув двух метров в вышину и полутора метров в ширину. Его ствол был более чем приличного размера для комнатного растения, темно-зелёные толстые листья никогда заметно не редели. Попить чайку, поболтать и покурить под деревом собирались доктора со всей больницы.

Курить в помещениях больницы было запрещено, и заведующий отделением периодически приказывал выставить кадку с лимоном в коридор, будто дерево было виновато в повальном увлечении докторов курением вопреки запретам и здравому смыслу. Каждый раз когда его выносили из ординаторской, дерево начинало сохнуть и чахнуть, и его возвращали назад. Также в отделении была самая большая библиотека медицинской литературы в больнице. Доктора приносили свои книги, ставили их на открытые полки книжного шкафа. Редко какая книга возвращалась обратно к себе домой, некоторые стояли здесь десятилетиями и уже представляли библиографическую ценность. Рядом со шкафом на отдельном столе располагался телевизор. Его включали вечером, как только заведующий, отработав, уходил домой, и выключали утром, при появлении заведующего на пороге. Ординаторская отделения реанимации негласно относилась к немногочисленным достопримечательностям больницы. Кроме лимона в кадке, библиотеки и телевизора, достопримечательностью больницы были доктора, работающие в этом отделении. Мало того, что они были самыми эрудированными, самыми решительными, смелыми и умелыми, почти каждый обладал каким-либо талантом, по большей части эксцентричным.

Самым нормальным с общепринятой точки зрения, как и полагалось по должности, был заведующий. Это был высокий, худощавый человек, очень спокойный и уравновешенный. Голос он не повышал ни при каких обстоятельствах. Было ему слегка за сорок, но молодые подчиненные считали его стариком, а его методы лечения устаревшими и примитивными. По странному стечению обстоятельств древние незамысловатые методы лечения давали неизменный положительный результат, в то время, когда модные и прогрессивные, применяемые его подчинёнными, часто не оправдывали ожиданий.

Первым, с кем Милочка столкнулась в отделении, был вовсе не заведующий, а Алексей Алексеевич Захаров. Он поздоровался с ней не вставая из-за своего рабочего стола: перевёл взгляд со страницы книги, которую читал, на Милочку, затем нарочито небрежно откинулся на спинку кресла. Светлые глаза прищурены, уголки губ слегка приподняты в улыбке.

– Проходите, коллега. Можете занять правую половину того стола, – он махнул рукой в сторону стола слева от себя.

В его голосе чувствовалась явная насмешка.

Алексей Алексеевич был самой яркой фигурой не только в отделении, но и во всей больнице. Среднего роста кучерявый блондин, он был любимцем медсестёр. Коллеги-врачи не любили его жёсткие циничные высказывания, но ценили профессионализм и прямолинейность. Алексей Алексеевич был всего на три года старше Милочки, но смотрел на неё свысока, как умудрённый опытом и знаниями ментор. Впрочем, он, действительно, был умён и амбициозен и не скрывал своих притязаний на пост заведующего отделением.

– Располагайтесь, – продолжал Алексей Алексеевич. – Курите? Не стесняйтесь. Надолго к нам? Так вы, значит, после интернатуры к нам, осчастливить решили своим появлением. Простите, не подготовились к вашему приходу: цветы не купили, дорожку не расстелили.

Милочка подошла к указанному ей столу; отодвинула стул; села, откинувшись на спинку, копируя собеседника; открыла сумочку; достала из неё пачку, а из пачки сигарету; повертела её между пальцами слегка разминая. Алексей Алексеевич, не отводя взгляда от её лица, пошарил рукой по поверхности стола перед собой, взял зажигалку и протянул Милочке.

– Спасибо, – сказала она.

Закурили. О чем говорить Милочка не знала, поэтому продолжал Алексей Алексеевич:

– Даже не думайте, милочка, что я буду вас учить и нянчить. Поработайте месяц-другой с Анатолием Семёновичем, посмотрим на ваши успехи, решим, что с вами дальше делать.

Милочка затушила окурок сигареты в кадке с деревом, стоящей между ними.

– В няньках не нуждаюсь, работать под присмотром не собираюсь. Работать буду одна.

– Вот как? Договорились. Облажаетесь – разгребать за вами не буду. Понятно, милочка?

Алексей Алексеевич не любил возражений. Непроизвольно его голос поднялся на октаву выше, углы губ брезгливо опустились. Заметив это, он постарался произнести как можно спокойнее, изобразив подобие улыбки:

– Кстати, как вас зовут, милочка?

Она улыбнулась нарочито широко, обнажив верхний ряд зубов:

– Именно так и зовут – Милочка. Для вас Людмила Сергеевна.

«Обалдеть, – подумала Милочка, – хорошее начало: один враг уже есть. Впрочем, сам нарвался. Индюк напыщенный. Раскудахтался. Звезда местного пошиба. Подожди-подожди. Ты у меня от злости кипеть будешь скоро».

Перед Милочкиным взором проплыл круглый темно-синий чайник, расписанный яркими цветами, со свистком на надменно изогнутом носике. Чайник плавно опустился на плечи Алексея Алексеевича, заняв место его головы, и тут же забулькал, испуская пар и пронзительно свистя носом.

– Свисти громче! Не все слышат, – приказала она, прищурилась, грозно посмотрела на чайник, и с него слетела крышка.




16


Отказываясь от опеки и консультаций старших коллег, Милочка не рисковала ни своей репутацией, ни здоровьем пациентов. На последнем курсе института она много ассистировала, самостоятельно проводила несложные операции и вела палаты заведующего кафедрой хирургии. К середине прохождения интернатуры к ней относились как к знающему своё дело врачу, без скидок на молодость. На новом месте ей понадобилась пара часов, чтобы выяснить, где находятся те или иные вещи. После чего работа пошла размеренно и спокойно к искреннему восхищению медсестёр, привыкших к внезапно возникающим ситуациям, угрожающим жизни больных и вызывающих суету и беготню в отделении. К концу первого дня работы у Милочки была группа поддержки. В эту группу поначалу вошёл и Анатолий Семёнович, под опеку которого её пытался спровадить высокомерный Алексей Алексеевич.

Анатолий Семёнович оказался длинным тощим не первой молодости мужчиной. Он производил впечатление человека неряшливого и неопрятного. Жидкие жирные волосы, зачёсанные назад, обнажали глубокие залысины, кончик длинного крючковатого носа нависал над верхней губой. Одевался он обычно в дорогие, недоступные большинству, необычайно популярные в те времена, джинсовые костюмы. В больнице он числился на внештатной должности Казановы. Было известно о его многочисленных, непродолжительных романах. Почти все вновь прибывшие на работу медсестры проходили через его руки. Он был непревзойден в искусстве очаровать, уговорить, уломать. Один раз он даже был замечен стоящим на коленях перед очередной жертвой. В ход шли цветы, конфеты, обещания жениться. Жертвы его неуёмной похоти долго приходили в себя, узнав, что Анатолий Семёнович давно и счастливо женат, обожает жену и сыновей близнецов.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказал он закрывая дверь ординаторской и направляясь к столу, за которым сидела Милочка. – Наслышан о вас, Людмила Сергеевна. Добро пожаловать в наш коллектив.

Милочка, разложив перед собой истории больных, книги, записывала назначения в огромных листах, популярных в реанимационных отделениях. Лекарственные препараты полагалось назначать с точностью до минуты, строго соблюдая порядок введения и учитывая множество факторов, влияющих на активность препаратов. Это было увлекательное занятие, сродни прочтению замысловатого шифра.

– Как работа? Продвигается? Помощь требуется? – не унимался Анатолий Семёнович, уставившись на Милочку своими выпуклыми водянистыми глазами.

– Справляюсь, – сказала Милочка, отложив в сторону только что дописанный лист с назначениями.

– Галина Николаевна, – громко позвала она.

Дверь в ординаторскую открылась, и появилась медсестра: круглолицая брюнетка с раскосыми, не по возрасту озорными глазами.

– Доброе утро, доктор. Как сынишки? Как любимая? – улыбаясь, обратилась медсестра к Анатолию Семёновичу.

– Злая ты, Галя, – засмеялся Анатолий Семёнович, показывая жёлтые от никотина, неровные зубы. – Всю интригу поломала. Только хотел за доктором приударить.

Прийдется поддерживать чисто дружеские отношения. Да, коллега? Вы курите?



Закона, запрещающего курение в общественных местах, не было. Хотя курение в медицинских учреждениях не поощрялось и, даже, порицалось, большинство медработников курили. Студенты и медсёстры курили на лестницах и чердаках, врачи в ординаторских, начальство в своих кабинетах. Открыто сигареты ещё не рекламировали, но с экранов кинотеатров и телевизоров смотрели бравые парни с обязательной сигаретой в зубах, и субтильные красотки, зажав мундштук между длинных пальцев, прищурив глаз, залихватски выдували облака дыма.

Когда захлопывались двери за больничным начальством, уходили посетители и были выполнены вечерние назначения, наступало время ужина для работающих в ночную смену. Ужинали все вместе в, так называемой, комнате отдыха. Выкладывали на стол принесенную из дома еду. Закончив есть, пили чай и курили так долго, как позволяла обстановка в отделении; иногда часами, иногда укладывались в несколько минут. Вечеров, когда можно было долго пить чай, курить и обсуждать всё подряд было больше .

– Как тебе новая врачиха, Семёныч? – спрашивала Тамара, сероглазая, миниатюрная блондинка. Давно привыкшая к поклонению и заискиванию, красивая Тамара вела себя несколько вызывающе и высокомерно.

– Рядом с тобой никак, Тамарочка, – отвечал Анатолий Семёнович.

Они давно работали вместе и хорошо понимали друг друга, можно сказать, были друзьями. Оба были амбициозны и стремились к высоким позициям. И если Тамаре должность заведующей лабораторией была обеспечена в ближайшее время, то притязания Анатолия Семёновича значительно подкосило появление в отделении более молодого, умного и харизматичного Алексея Алексеевича. После прихода Милочки его позиции пошатнулись ещё больше. Расчитывать на повышение он мог только уничтожив их обоих. Милочка казалась более уязвимой. Анатолий Семёнович вспоминал их встречу, как она на него смотрела, что говорила. Никаких поощрительных знаков с ее стороны не нашёл, ничего отрицающего его пока ещё намеки на ухаживание не нашёл тоже. Для начала можно было попытаться по привычке очаровать и обольстить её.

– Сказали, ты с утра прибежал её клеить, – подначивала его Тамара.

– Был в больнице, зашёл, поздоровался.

– Да, так и сказали. А ещё сказали, что она та ещё штучка. Так что поосторожнее, Семёныч, не подцепил бы какой заразы.

– Ты чего распереживалась, Тамара? Авторитет свой среди мужиков потерять боишься? Вот вы, бабы, завистливые.

– Давай без намеков, Семёныч. Это ты герой-любовник в законе. Я не по этой части.

– Только не надо про свою добропорядочность. Я тебя тоже не первый день знаю, – укусил в ответ Анатолий Семёнович.

Тамара была замужем за влиятельным и известным в городе человеком, и её отношения с другими мужчинами в этом замужестве, действительно, не заходили дальше флирта, чего нельзя было сказать о предыдущем браке.

Выкурили ещё по сигарете, допили чай. В комнату стали возвращаться медсёстры, ушедшие после ужина проверить больных и сделать очередные назначения. Анатолий Семёнович ушёл в ординаторскую прилечь, надеясь, что ночь будет без особых происшествий и удасться немного поспать. Тамара осталась с медсёстрами. Разговор все так же крутился вокруг Милочки. Оно и понятно, не каждый день в больницу приходят новые врачи.

– Слышали, Тамара Геннадиевна, новая врачиха в первый день умудрилась Захарова из себя вывести, – рассказывала Таисия, полная средних лет медсестра. – Он пачку сигарет выкурил, бегал по отделению, кричал, чтобы не смели ей ничем помогать и ничего подсказывать.

В разговор вступила Лена, спортивного вида, коротко стриженная брюнетка:

– Я с ней вчера днём работала. Не нужны ей, Тая, твои подсказки. Работает не хуже Захарова. Он себе в последнее время цены не сложит. Вот Милочка и опустит его немного с пьедестала.

– Милочка потому что симпатичная? – спросила Тая.

– Ты, Таисия, хоть и мать двоих детей, но, прости, немного туповата. Сокращённое от Людмила потому что. Понятно теперь? – Лена иронично поджала губы, фыркнув носом в сторону простодушной блондинки Таисии.

Медсёстры в реанимации отличались от своих коллег из других отделений умом и сообразительностью. Лена была типичной представительницей этой привилегированной касты, а Тая высоких требований не выдерживала.

– Милочка, – рассмеялась Тамара. – Могла бы юбку и подлиннее надеть.

– Не нужна ей юбка подлиннее, ей скрывать нечего , – сказала Лена.

Тамара вдруг разозлилась. Показалось, что это было сказано специально для неё. «Они что, сговорились сегодня? Сначала придурок Семёныч языком молол. Теперь эта коза. Показалось, наверное. Пора отдыхать».

– Пойду прилягу, пока тихо. Вы тоже отдыхайте, – вслух сказала Тамара.

Спокойной ночи желать в этом отделении было не принято: плохая примета.




17


Популярность Милочки росла и быстро вышла за пределы отделения. Мужская часть персонала больницы из кожи вон лезла, стараясь попасться ей на глаза и удивить галантностью, остроумием, эрудицией. Женская часть персонала обсуждала её наряды и поведение. Алексей Алексеевич тщательно проверял истории болезней и листы назначений, написанные ею, в надежде найти сначала стратегическую ошибку, затем, хоть какую-нибудь оплошность. Ошибок не обнаруживалось, больные выздоравливали. Милочка была с ним вежлива и немногословна. В конце месяца на общем собрании она была названа лучшим врачом отделения. Для Милочки это явилось полной неожиданностью. Первым сообщил ей новость Алексей Алексеевич, который ждал её, чтобы сдать смену.

– Прошу простить за сомнение в ваших способностях, Людмила Сергеевна, – сказал он.

– Для сомнений нужны факты, – ответила Милочка, – у вас же было тупое предубеждение.

– Называть человека тупым некрасиво, – миролюбиво заметил Алексей Алексеевич. – За предубеждение прошу прощения. Я вам конфеты принёс в знак примирения. Чайку выпьем?

Он достал из ящика стола большую яркую коробку и придвинул Милочке:

– Открывайте. Не пробовал даже. Вас ждал.

– Здорово. Я больных лечу, а вы взятки конфетами берёте, – Милочке вдруг стало весело.

– И не только конфетами. Разливайте. За номинацию «Лучший доктор отделения».

Бутылка коньяка была извлечена из другого ящика и заняла своё место на столе.

Дверь ординаторской открылась.

– Разрешите?

Не дожидаясь ответа Галина Николаевна, а следом за ней ещё человек семь медперсонала вошли в комнату.

– Людмилочка Сергеевна, – торжественно провозгласила Галина Николаевна, – мы вас поздравляем, желаем позиции не сдавать, быстро дорасти до заведующей отделением…

– До главврача, – вставил кто-то.

– Чего там, сразу до министра здравоохранения. А мы будем вами гордиться, – перебил Алексей Алексеевич.

– Не завидуйте, Захаров, – остановила его Галина Николаевна, – бутылку лучше откройте. Тая, принеси чашки.

– Чего командуете, Галина Николаевна. Вы все равно не пьёте. Трезвенница вы наша, – возмутился Захаров. Но бутылку открыл, разлил в принесённые чашки. – За вас, Людмила Сергеевна! Мир? Будете со мной разговаривать?

– Мир, – сказала Милочка и рассмеялась.



Анатолий Семёнович, прийдя утром на работу, тоже поздравил Милочку и пригласил к себе домой на ужин.

– Спасибо, – кокетливо улыбнулась Милочка, – а жена ваша будет?

– Жена с детьми у бабушки в деревне.

– Жаль, хотелось бы с ними познакомиться.

– Конечно, познакомитесь. В следующий раз, – засмеялся Анатолий Семёнович.

– В следующий раз и поужинаем, – ответила Милочка.

Она пошла домой спать, а Анатолий Семёнович походил по отделению, поразмышлял и сел писать на неё докладную. Сочинял долго, затем написал что-то о несоблюдении протоколов лечения и необоснованном поощрения молодых врачей, рассчитывая одновременно подставить и Милочку, и заведующего отделением и отнёс своё сочинение главному врачу больницы. Комментариев по поводу докладной не дождался. Главный пробежал её глазами, отложил в сторону на стопку бумаг.

– Иди работай, Семёныч, – сказал он. – Разберёмся.




18


Кто-то окликнул Милочку, когда она выходила из больничного двора. Обернувшись, она увидела Вадима и вспомнила, что неделю назад они договорились встретиться. «Ой, как неудобно, если он действительно меня ждал тогда», – подумала она, а вслух сказала:

– Бабушку ещё не выписали?

Бабушку давно выписали, в этот раз Вадим заходил забрать рецепт на её лекарства.

– Я вас тогда часа два прождал, – объявил он.

– Простите, – сказала Милочка. – Мы можем это исправить?

«Зачем я про исправление добавила. Вот бестолочь. Подумает ещё, что нарываюсь на свидание».

– Идёт, – сказал Вадим, – вторая попытка.

На этот раз всё прошло удачно. Они встретились раз, другой, а затем стали встречаться каждый день. Через пару недель об из отношениях уже знала вся больница.

– Сорвалась рыбка. Стареешь Семёныч: то ли крючок заржавел, то ли наживка не по сезону, – выдыхая сигаретный дым, смеялась Тамара.

– Не очень-то и хотелось, – отвечал он, – мне лишняя головная боль ни к чему.

В ординаторскую зашла медсестра Лена.

– У вас назначено полтора грамма пенициллина, а Людмила Сергеевна вчера два назначала. Так что делать? – обратилась она к Анатолию Семёновичу.

– Что написано, то и делай. Она вчера назначала, а я сегодня. Состояние больного изменилось. Поняла? – заорал он.

– Пойду, поработаю, – сказала Тамара. – Держись, Семёныч.




19


Милочка осторожно поставила на стол чашку, полную только что заваренным чаем. В то же мгновение от лимонного дерева, нависающего над столом, отделился листок и плавно опустился в кипяток.

«Точное попадание, – подумала она, – никогда не видела, чтобы с этого дерева листья падали. Они, конечно, опадают, вот и в кадке лежат, но в процессе опадания никогда не видела. Может, у дерева осенняя линька, и скоро все листья опадут? Надо спросить у старожилов».

Продолжая размышлять о сезонных процессах в природе и в условиях отдельно взятой ординаторской, она поднесла чашку к губам и отхлебнула, позабыв вытащить залетевший туда листок. Что-то неясное промелькнуло перед ней. Милочка на секунду зажмурилась, покрутила головой, а когда открыла глаза, её взору предстала четкая картина. Прямо перед ней, за столом напротив, что-то писала в журнале медсестра. На месте правого виска медсестры часто пульсировало алое пятно, окружённое огненно-жёлтым нимбом. Медсестра перестала писать, поднесла руку к голове и прижала ладонь к виску. Алый пульсирующий свет теперь подсвечивал ладонь, как если бы она лежала на выпуклой поверхности яркой лампы.

«Что за фигня?», – подумала Милочка, отхлебнув ещё глоток.

Медсестра вздохнула и осторожно опустила голову на стол. И тут Милочка увидела другое пятно прямо на месте её шейных позвонков. Это пятно было неонового синего цвета и, в отличие от алого собрата, не пульсировало. У Милочки в мозгу вызревала догадка.

– Тая, у тебя голова болит? – спросила она.

– Мигрень, – ответила медсестра.

– Может, у тебя с шеей проблемы, и от этого голова болит.

– С шеей – остеохондроз, ерунда. Мигрень замучила, – тихо сказала Тая.

Догадка в мозгу Милочки принимала более явные очертания. Держа в руке чашку, Она встала, обошла Таисию сзади, отхлебнула из чашки остывший чай и уставилась на спину Таисии. Мягкая широкая спина обтянута крахмальным белым халатом, ничего необычного. Мало того, исчезли цветные пятна на виске и на шее.

«Не сошла ли я с ума? – подумала Милочка. – Или чай неправильный, или, наоборот, правильный? Плесну-ка я себе ещё чайку».

Милочка направилась на кухню и через минуту вернулась с кружкой дымящейся жидкости в руках. Осторожно отхлебнула глоток и взглянула на Таисию, которая продолжала что-то писать в журнале, морщась от боли. Ничего. Отхлебнула ещё глоток. Ничего не изменилось. Она неуверенно взглянула на дерево лимона, торчащее в кадке, быстро подошла и сорвала ближайший к ней лист, покрутила в руке и опустила в чашку, придавив пальцем для большего погружения. Вода под пальцем уже не была такой горячей, ещё пару секунд и будет совсем тёплая. Отпила большой глоток и снова взглянула на Таисию, на виске которой виднелось бледно-розовое с размытыми границами пятно. Пятно постепенно бледнело и через пару секунд исчезло окончательно.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksa/poteryannoe-pokolenie/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения